Ничего

Мануэль Тамайо Пратс большую часть жизни посвятил ресторанной критике. За его сухими, язвительными строками скрывался человек, уставший от вкусов, людей и самой жизни. Его дни шли по расписанию: утренний кофе, поход в новое заведение, бесконечные заметки в блокноте и вечерние размышления в тишине. Он не искал радости — ему хватало стабильности и контроля. Домработница, служившая ему более сорока лет, была частью этого порядка, безмолвной опорой его уединённого быта. После её смерти Мануэль растерялся, но виду не подал — просто нанял новую. Молодая парагвайка Антония вошла в дом, не прося разрешения на улыбку или собственное мнение, и с первых дней всё пошло не по плану.

Он требовал точности, тишины и привычного порядка, но в ответ получал специи в утреннем омлете, запах свежей зелени на подоконнике и непрошеные разговоры. Её манера готовить казалась ему кощунством, но почему-то тарелки всегда оказывались пустыми. Она не слушалась, не оправдывалась и не боялась его молчаливого неодобрения. Изо дня в день в доме становилось светлее — не от ламп, а от чего-то менее осязаемого. Его раздражение сменялось недоумением, недоумение — вниманием. Мануэль начал менять ритм: вставать раньше, есть медленнее, замечать запахи. Впервые за много лет критик перестал писать о других — он стал вслушиваться в самого себя.